– Это я слишком хорошо знаю, – вздохнула Джил.
И в этот момент к ним позвонили.
– Опять, – нахмурилась она. – Когда все это закончится?
Дронго подошел и открыл дверь. На пороге стояла Аида. Было видно, что она сильно волнуется.
– Простите, что решилась зайти к вам, – быстро произнесла Аида, – но мне показалось, что именно с вами я должна срочно переговорить.
– Проходите. – Дронго пропустил ее в номер, приглашая войти в гостиную. Из спальни вышла Джил.
– Добрый день, – поздоровалась Аида, снова краснея, – я вас не потревожила?
– Нет, – ответила Джил, – располагайтесь и не волнуйтесь. Я не буду вам мешать. – Она повернулась и вышла, оставив их наедине.
Аида уселась в кресло, Дронго расположился напротив.
– Вы можете объяснить мне, что здесь происходит? – взволнованно заговорила она. – Два отравления подряд! Это невозможно объяснить простым совпадением или случайностью. И оба были компаньонами, как и мой муж. И теперь я боюсь, что завтра наступит его очередь…
– Полиция пытается найти возможного убийцу, – пояснил Дронго, – но пока все безрезультатно. Что касается двух случаев подряд, то я соглашусь с вами, что это выглядит не только дико, но и достаточно нелепо. Однако в обоих случаях ваши знакомые были отравлены одним и тем же сильнодействующим ядом.
– И вы даже никого не подозреваете?
– Тогда нужно подозревать кого-то из оставшихся в вашей компании, – честно ответил Дронго, – и я думаю, что вы должны понимать, кто именно сейчас у полиции главный подозреваемый. Как раз ваш супруг, который остался единственным компаньоном и владельцем двадцатипроцентного пакета акций.
– Но он никого не убивал! – всплеснула руками Аида.
– Это обычная логика. Вы рассуждаете со своих позиций, справедливо считая, что он последний из оставшихся акционеров, поэтому и опасаетесь за его жизнь. А следователь и комиссар рассуждают со своих позиций и считают его главным подозреваемым.
– Это ужасно, – вздохнула она. – И я действительно боюсь за него. За нас всех. Насколько я поняла, нам не разрешат отсюда уехать, пока не закончится расследование. А оно может продолжаться еще несколько дней… Бедную Зою переселили в другой номер. Ей, правда, дали президентский сьют, но все равно она в таком плохом состоянии, что я даже не знаю, как ее утешить.
– Думаю, что она достаточно быстро утешится, – возразил Дронго, – и в данном случае это не цинизм с моей стороны, а обычный рационализм – с ее. Она не пропадет в этой жизни.
– Не нужно так говорить, – попросила Аида, – ей действительно тяжело. Она ведь уже привыкла к тому, что все проблемы за нее решал Михаил Матвеевич. А теперь снова нужно все начинать заново… Это достаточно трудно, когда привыкаешь к тому, что о тебе заботятся.
– Зато она стала богатой вдовой.
– Не факт, – сказала Аида. – Дело в том, что никому не известно, какое завещание оставил Михаил Матвеевич. Вполне возможно, что бо€льшую часть имущества он переписал на своих двоих детей и она не сможет почти ничего получить, кроме, возможно, сорока процентов акций, которые на сегодняшний день стоят около восьми миллионов долларов.
– Очень неплохое наследство, – кивнул Дронго. – А почему вы думаете, что Фигуровский мог оставить жене именно эти акции?
– Он говорил об этом моему мужу. Сказал, что собирается завещать свою лондонскую квартиру сыну и первой жене, а свою московскую квартиру – второй жене и дочери. Они с Зоей жили на его даче. Он хотел разделить все свои банковские активы между двумя детьми, а жене отписать акции компании. Состояние Фигуровского оценивалось миллионов в пятьдесят или шестьдесят. Согласитесь, что Зое будет обидно узнать, что ей досталось только восемь миллионов, да и то в акциях, которые могут сразу упасть в цене, когда на бирже узнают о смерти Фигуровского.
– Даже если они упадут в два раза, и тогда она получает очень достойные деньги, – заметил Дронго. – И кроме того, вполне может передать акции кому-нибудь в доверительное управление.
– Да, конечно. Но все равно ей придется очень тяжело. За Фигуровским она была как за каменной стеной. Хотя он, конечно, далеко не идеальный муж, – вздохнула Аида.
– Об этом мы много слышали, – согласился Дронго, – но я полагаю, что их брак был союзом двух людей, которые не строили иллюзий относительно характеров друг друга.
– Что вы хотите сказать? – вспыхнула Аида. – Опять про этот клуб? Я там оказалась совершенно случайно. Даже не думала, что это будет такой клуб, иначе не позволила бы себе там появиться. И тем более не рассчитывала встретить там знакомых.
– Как и я, – признался Дронго, чуть понизив голос. – Но я имел в виду как раз не наше посещение клуба, а достаточно свободные взгляды самой Зои, которая чувствовала себя очень уверенно. И ее мужа, который был известен в своей компании как отменный ловелас. Сейчас, кажется, говорят «ходок».
– Да, – усмехнулась Аида, – в Москве говорят именно так. У меня к вам две просьбы. Одна – насчет меня, вторая – насчет моего мужа.
– Начнем с первой, – предложил Дронго.
– Я прошу вас нигде и никогда не вспоминать о нашей встрече в этом клубе, – чуть смущаясь, проговорила Аида, – это может серьезно скомпрометировать не только меня, но и моего мужа. Вы ведь прекрасно понимаете, какие взгляды в нашей республике на подобные «вольности».
– Считайте, что нашей встречи не было, – улыбнулся Дронго. – А вторая просьба?
– Насчет мужа. Прошу вас, если вы почувствуете, что ему может угрожать опасность, сразу дайте нам знать. Может, нам вообще лучше не есть в ресторанах отеля и пить воду только из закрытых бутылок?